Вера Кауи - Любить и помнить [Демоны прошлого]

– Надеюсь.

У двери он задержался и, обернувшись, ласково улыбнулся матери. – Приятных сновидений.

Джеймс Латрел остановился перед дверью и набрал в легкие побольше воздуха. Надо было нажать кнопку звонка, но рука так дрожала, что он не мог с ней справиться. В горле стоял тяжелый ком, сердце бешено стучало, отдаваясь в висках.

Он выбрал для визита ранний вечер, надеясь застать хозяина наверняка. Он приехал без звонка, рассчитывая получить фору за счет внезапности. Выжидал в стороне от входа в дом и, увидев, как подъехал длинный бронзового цвета «Форд», из которого вышел мужчина в синей военной форме, отсчитал еще десять минут и последовал за ним.

Ладно, подумал он, пора. И решительно нажал кнопку. Когда дверь открылась, он словно получил удар под дых. Все тщательно продуманные вежливые фразы, с которых он предполагал начать, разом вылетели у него из головы при виде человека, открывшего ему. Они смотрели друг на друга в немом молчании, оба пытались справиться с шоком. Каждый из них видел свое отражение, как в зеркале. И оба не знали, как реагировать.

Джеймс слышал только глухие удары сердца; ему казалось, что даже дверь пульсирует в такт ему. Он чувствовал себя как перед рентгеновским аппаратом, просвечивающим его до последнего позвонка. И от этого ощущал себя беззащитным. Но вот смотревшие на него глаза помягчели, в них забрезжила радость. Джеймс понял, что его ждет удивительно прекрасный вечер. Лицо хозяина осветилось мягким светом, который лучился так щедро, что, казалось, его можно было пощупать пальцами. Он неожиданно ощутил, что мускулы его собственного лица расслабляются, будто растаял стягивавший их лед, губы размякают.

– Привет, – сказал отец.

В голосе звучали удивление и теплота.

– Привет, – одними губами ответил Джеймс. Неуклюжим жестом он протянул отцу сверток.

– Вот, я тут вам принес, – пробормотал он.

– Спасибо.

Эд удивленно приподнял брови, взял пакет, Увидел почерк и улыбнулся. Отступил назад.

– Прошу, заходи.

– Ой да, спасибо.

Джеймс вошел в холл, Эд закрыл за ним Дверь. Теперь они опять стояли, глядя друг на друга, не в силах отвести взгляд и не веря своим глазам.

– Как на фотографии, – сказал наконец Эд и увидел отражение своей улыбки на лице сына. Действительно, это было похоже на процесс проявки – когда на погруженном в раствор снимке постепенно проступают черты лица: сведенные скулы расслабились, на губах заиграла улыбка.

– – Вы прямо у меня с языка сняли слово, – ответил Джеймс чуть дрожащим голосом.

«Уф? – подумал он про себя. – Мамочка, дорогая, ты и половины мне про него не сказала...»

Взгляд Эда упал на пакет. Джеймс рассмеялся.

– Мама сказала, что здесь иллюстрации к тексту, который она произнесла.

– Очень умно с ее стороны, – оценил Эд.

Глаза Джеймса засияли.

– – Мама говорила, что мы с вами похожи. Она ошиблась: мы просто двойники.

– Будто в зеркало смотришься, правда?

Эд повернулся, чтобы открыть дверь в одежный шкаф, внутри которого висело большое зеркало. Они оба отразились в нем. Джеймс, не задумываясь, почему он это делает, надел свой лучший костюм, как будто собирался на ответственное интервью при поступлении на работу. Теперь он подумал, что ситуация и впрямь сходная; он выступает кандидатом на должность единственного сына... Поймав отражение в зеркале, Джеймс понял, что в исходе мероприятия можно не сомневаться: место будет за ним.

Эд по-прежнему был в форме, лишь снял китель и засучил рукава. Только одежда их и различала. Одежда да еще оттенки цвета: волосы Эда были черными, Джеймса – каштановыми. У Эда глаза карие, у Джеймса – болотно-зеленые. Эд был к тому же на два дюйма выше и потяжелее, но все прочее – силуэт, расположение волос на голове, выражение лиц, длинные ноги – одно к одному.

– Может, это называется переселением душ? – спросил Джеймс, который никак не мог оправиться от удивления.

– Пока можно говорить только о теле; начет душ еще предстоит выяснить.

– Я за тем и пришел.

Эд закрыл дверь шкафа.

– Надо, пожалуй, хлебнуть для ясности.

– С удовольствием, – поспешно отозвался Джеймс. – Меня прямо дрожь пробрала. Наверно, надо было прийти за ручку с мамой.

– А я мог бы подержать тебя за другую.

Джеймс улыбнулся. Несмотря на извинительную необъективность, мать сказала об Эде Хардине чистую правду. Он неотразим; он источает такое притягательное обаяние, в нем чувствуется такая сильная личность, что устоять невозможно. Никому.

Джеймс прошел за отцом в просторную гостиную и с интересом огляделся. Обстановка была современная, но сдержанно стильная, очень дорогая. Новая мебель из нержавеющей стали и дымчатого стекла, толстый ковер на полу – все в бежево-кофейных и черных тонах. Широкие окна. «Симпатично», – одобрил он про себя.

– Это, конечно, не Латрел-Парк, но достаточно удобно. Здесь раньше жил мой предшественник.

Эд подошел к сервировочному столику, на котором стояли бутылки и бокалы.

– Виски?

– Да, пожалуйста.

Эд бросил в тяжелые квадратные стаканы по горсти льда и налил виски.

– Как вам Англия после стольких лет? – с искренним интересом спросил Джеймс.

– Здорово изменилась – сюрпризы подстерегают меня на каждом шагу.

– Надеюсь, приятные?

– В большинстве случаев.

– У нас, например, теперь в бейсбол играют. В Гайд-парке, по воскресеньям.

– В софтбол, – уточнил Эд. – Я как-нибудь объясню тебе разницу. Но, если захочешь посмотреть настоящий бейсбол, скажи, я тебя возьму на матч.

– Еще бы, – с энтузиазмом откликнулся Джеймс. – А вы играете?

– Нет. Моя игра – футбол.

– Мама говорила, вы играли за колледж. Дартмут?

– Верно. А ты во что играешь? Он подал стакан Джеймсу.

– В регби. Еще в крикет, и состою в команде колледжа по гребле. Если повезет, на следующий год войду в университетскую.

– Тогда – за твой успех! – провозгласил Эд, поднимая стакан.

Джеймс с улыбкой кивнул.

– Как мама? – спросил Эд.

– Цветет. В буквальном смысле слова. Джеймс лихорадочно соображал, что бы еще сказать собеседнику, который – Джеймс то прекрасно знал – обязательно поймет его. Робость и взвинченность испарились. Он будто разговаривал с самим собой.

Эд внимательно наблюдал за Джеймсом. Его глаза подмечали каждый штрих.

– Странно, – доверительно сказал Джеймс. – Мне кажется, мы знакомы всю жизнь. Как по-вашему, отчего это? Я впервые вижу вас, а будто знал всегда.

– Это знание дорогого стоит.

– Мама мне о вас многое рассказала, как на говорила – со сносками, мелким шрифтом и комментариями. И все равно я не был к такому готов. К тому, чтобы мы так...